Дождались… Дипломники нам рассказали столько хорошего о практике, о том, как они замечательно отдохнули, как там вкусно кормят и т.д., что всем уже не терпелось поскорее добраться до Дзержинска.

Поезд отходил в 23:40. Левшенков (наш руководитель – прим. Вадима) назначил встречу за 20 минут. Мы с ребятами собрались на Курской в 11 часов, не торопясь, дошли до пути. Там уже толпилась часть наших обалдуев. К назначенному сроку появились все, кроме Левшенкова. Не явился он не через десять, ни через пятнадцать минут. В течение следующих пяти минут мы всей группой обсуждали, чем мы займемся, если Левшенков приедет позже, чем уедет поезд. Ровно в 23:40 показался некто, на всех парах бегущий в нашу сторону. По законам жанра Левшенков должен был забыть билеты, но билеты были.

По ходу дела выяснилось, что Левшенков, как бы это сказать, почти трезв. Я дождался, пока у нас проверят билеты, выдадут белье, и махнулся с Мухлаевым местами, чтобы ехать вместе с Вадиком, Костиком и Вовчиком, а не в алко-ваконе. Наконец все устроилось. Потом к нам зашел Левшенков, попросил воды (чего-нибудь алкоголь не содержащего!) и минут двадцать втирал нам, как он проводил день открытых дверей в университете и как он в 94-м году в походе ночевал в промокшей насквозь палатке и таком же спальнике.

Немного слов о нашей учебной группе. За несколько лет учёбы так сложилось, что наша группа разделилась на несколько частей, так сказать, по интересам. Большая часть студентов главным развлечением свободного времени считают поглощение крепких напитков в самом безобразном виде. Да и шумные они очень – учиться с ними было весело, но тяжело. В общем, как правильно заметил Паша – обалдуи, да и только! Но мы вчетвером: Вадим, Паша, Костик, Вовик, ещё на первом курсе выделились как бы в отдельный клан, живущий по другим принципам и имеющий совершенно иные, нежели они, жизненные ценности.

В соседнем купе ехали девчонки, скорее всего старшеклассницы. Уж не знаю, хотел ли Вовчик с ними познакомиться, но сначала он пролил им на кровать вермут, потом просыпал крошки от печенья и под занавес уронил стакан, хорошо хоть пустой. С другой стороны, по сравнению с тем, что творилось в соседнем вагоне, все это было делом обыденным.

После трех часов все улеглись.

Веселье набирает обороты!!! Вышли на платформу, сгруппировались, поезд отходит, а в наличии у нас не 17 человек, а 15. Березкин и Устименко (староста, лицо группы!!!) остались в поезде. Позже выяснилось, что им было жизненно необходимо сдать белье, поэтому они не успели выйти.

От вокзала до заводской общаги, гордо именуемой «Гостиница» ходит автобус № 33 и маршрутка № 9 (еще несколько маршрутов тоже идут до общаги, но делают невероятные круги). «Гостиница» оказалась вполне приличной, лучше, чем я ожидал. Там чисто, есть полотенца и постельное белье, высокие потолки и душ. Он хоть и находится в подвале, но тоже чистый и чаще всего не занят.

Итак, пока Березкин и Устименко завтракали в Макдоналдсе в Нижнем, мы размещались в общаге, потом пошли заниматься всякими формальными делами – заполняли карточки, потом их сдавали и т. д…

Березкин – это человек-авария, человек-катастрофа. На оформление пропусков пришел без паспорта, утверждая, что у него в общаге его забрали, чтобы оформить проживание. В конце концов, все вроде утряслось.

Больше в этот день ничего примечательного не случилось, обживали место, отдохнули. Постепенно стало вырисовываться «превосходство разума над идиотизмом», как позже выразился Вадик. У нас были: электрочайник, кастрюля, сковородка, газовая горелка, музыкальные колонки. У остальных не было ни всего этого, ни много чего еще. Переплюнул всех Ефремов, у которого не было ни полотенца, ни мыла, ни расчески, ни тапочек. В очередь на чайник чуть не записывались.

Под вечер мы, проходя мимо номера Левшенкова, обнаружили там еще одного, не вполне трезвого человека. Левшенков рекомендовал его как своего однокашника и, что более важно, представителя завода. Первая фраза, которую мы услышали от «представителя завода» имела следующее содержание: «Вот этот ган…н, который за стенкой, этот урод, он не пьет, не ест, в общаге живет, да еще и из Ростовской области… Проходите ребята, не стесняйтесь, давайте выпьем». От предложения выпить мы отказались под веским предлогом. «Уродом, который за стенкой», был, очевидно, Тоха Ефремов. Он имел несчастье первым попасться представителю завода на глаза, тот незамедлительно предложил ему выпить. Тоха отказался. Видимо, затем поступило предложение разделить с ним трапезу. Тоха никогда особой выдержкой не отличался, и в грубой форме дал понять представителю завода, что не нуждается в его обществе.

Представитель, тем временем, все глубже погружался в мир Бахуса. В течение пяти минут эти фразы были произнесены не менее четырех раз:

Спас нас Устименко с компанией, которые как раз возвращались с променада. Любопытство привело их в номер, и мы, смешавшись с толпой, по-быстрому слиняли оттуда. Совсем по-другому развивались события на кухне, где толпа остолопов пыталась приготовить себе еду. Реалити-шоу «Ужин», да и только. Больше всего запомнился Якушков, который бегал по коридору с полуметровым чеком в руках и орал дурным голосом: «Кто купил конфеты «Гейша»? В результате Светка сварила пельмени, очень хорошо ушедшие под водку, пиво, коньяк и сигареты.

Светка – это единственная в нашей чисто мужской группе девушка. Ох, нелегко ей среди нас…

Утро началось для всех нас рано. Предстояла экскурсия по заводу (описание экскурсий по заводским цехам здесь и далее не приводится, так как всё увиденное там – информация закрытая).

Ближе к вечеру мы стали придумывать, что бы нам съесть на ужин – столовая закрывается в половине шестого. Благо, продуктовых магазинов вокруг несчетное количество, а один из них даже круглосуточный. Поэтому с приготовлением ужина проблем не возникло, спасибо горелке.

Под вечер случился забавный инцидент. Началось все с того, что эти уроды заперли нас на швабру. Стояли под дверью, глупо хихикали и ждали, что мы предпримем. А мы решили ничего не предпринимать, все ограничилось тем, что я взял ремень Вовчика и немножко разбил пряжкой стекло в их окне.

Когда дурачкам за дверью стало скучно, они стали подливать под дверь воду. И тут началось… Вовчик впал в бешенство. Он резко рванул дверь, внешняя ручка немыслимо изогнулась, Вовчик выхватил швабру из ручки. Трактор, явно не ожидавший такого поворота событий, еле успел унести ноги. (Трактор – прозвище, образованное от фамилии Трактирников – прим. Вадима). И хорошо для него, что успел, в противном случае он был бы поколочен очень сильно. Через пару секунд Вовчик уже держал за шланг огнетушитель, и не было никаких сомнений, что если бы Трактор не успел спрятаться за спасительной дверью, Вовчик бы не только охладил его мощной струей, но и прошелся бы огнетушителем по всем его эрогенным зонам. Потом долго шел разговор на повышенных тонах. Потом Ерохин (прав был Рудаков, он не дурак; Рудаков – зам. декана – прим. Вадима) начал примирять конфликтующие стороны, предлагая сообща учинить какое-нибудь хулиганство. А идея его была следующей. Устименко, нажравшегося до потери человеческого облика, предлагалось перенести на матраце на кухню и положить на плиту, холодную, разумеется. Пока идея обсуждалась, то, да сё, мы с Костиком уже отправились спать. По словам Вовчика, принимавшего участие в операции, они пронесли его только метра два по коридору. Потом Устименко начал подавать признаки жизни, и вся компания, бросив матрац, разбежалась по своим номерам. Но и это еще не все! Устименко, обнаружив себя на полу в коридоре, естественно, обиделся, ушел в номер и заперся. Скоро Березкин, также принимавший участие в выносе, возжелал попасть к себе в номер. Но Устименко обиделся не на шутку и просьбы Березкина впустить его игнорировал. Последний стоял под дверью и в течение получаса вопрошал во весь голос: «Устименко, ты меня простишь?»

Утро началось с того, что тетенька с reception пригрозила вызвать милицию, если жильцы еще раз пожалуются на ночные вопли (дело в том, что в здании два подъезда, в одном расположена гостиница, в другом – постоянно живут люди; уж не знаю, в чью светлую голову пришла идея объединить в одном здании общагу и квартиры, такое может быть только в России).

Когда мы покинули цех, погода стала налаживаться, и мы решили после обеда ехать в Нижний.

Видно, что в последние годы город стали интенсивно приводить в порядок. Во всяком случае, Вадик, который был здесь год назад, утверждает, что многие здания отремонтированы, а смотровой площадки, с которой открывается потрясающий вид на город и место впадения Оки в Волгу, просто не было. Удивительно, но склон кремлевского холма замусорен донельзя, хотя в остальном город относительно чистый.

Самым запоминающимся были: идущий пока в никуда строящийся метромост, трамвайчик, забирающийся на гору по серпантину, очень красивая Рождественская церковь и перекинутый над оврагом на высоте более 20 метров пешеходный мост.

Под вечер вернулись в Дзержинск и стали учить Трактора и Дорофея слушать правильную музыку, а не всякий отстой. Их номер находился рядом с номером Вадика и Вовчика, и в стенке была дыра, прикрытая со стороны кровати Трактора только тонким слоем штукатурки и обоями. К дыре прислонялись колонки и включались если не на полную мощность, то достаточно громко. В противоположность вчерашнему насыщенному вечеру, сегодня ничего экстраординарного не случилось, возможно, потому, что завтра предстояла очень ранняя экскурсия, и автобус уходил с проходной в 6:45.

После возвращения в общагу поехали в Нижний – нужно было купить билеты до Арзамаса. Еще в Москве мы решили, что на выходные свалим куда-нибудь из Дзержинска, там все равно делать нечего. Для чего тащили с собой две палатки, спальники и прочие походные причиндалы. Кроме того, к нам обещал приехать Кирыч, сказал, что ему на его двух работах совсем скучно стало, а тут оказия такая случилась. План похода разрабатывался следующим образом: сидя в номере, мы изучали двухкилометровую карту Нижегородской области. При этом можно было услышать следующие реплики:

Таким образом, решение ехать в Арзамас было принято единогласно. Потом Вовчик продолжил просвещать Трактора в сфере качественной тяжелой музыки. На громко играющую заводную музыку то ли Gamma Ray, то ли Helloween сначала не было никаких реакций, потом за стенкой послышалась какая-то возня и голос Трактора, громко говоривший что-то нечленораздельное. Вовчик убавил звук и крикнул:

Ближе к вечеру состоялись проводы Светки, Ерохина и Мухлаева. Они работают у Козлова и делают какой-то эксклюзивный проект.

После обеда, вернувшись с завода, мы еще раз выразили сами себе и Вадику особенно огромный респект за идею убраться из общаги на выходные. Возможно, пока нас не будет, здесь побывает не только милиция, но и другие экстренные службы города.

Костик очень хотел, чтобы мы исчезли незаметно, но это нам не удалось. Наоборот, так уж вышло, что провожали нас все.

В Нижнем нас уже ждал Кирыч, он сюда еще утром приехал, уже полгорода обойти успел. Мы минут 40 посидели в зале ожидания, потом пошли на посадку. Вагон назывался очень таинственно: бизнес 2-го класса. Эдакая тонкая структура. Отличие от обычной электрички состояло в том, что сиденья расположены как в автобусе, их можно откинуть, и расположены они не по три с каждой стороны, а два – с одной и три – с другой.

Погода за окном постепенно портилась, сказывалось напряжение прошедшей недели, поэтому все мы слегка задремали. Я то закрывал глаза, то снова открывал. Когда не спал, посмотрел сценку, как тетка-контролерша пыталась проверить у какого-то парня билет. На вопрос: «Ваш билет?» он протягивал ей студак. Дальше последовала фраза, вызвавшая в памяти лекции по стандартизации, а именно разговор Вовчика и лектора, который требовал лицезреть тетрадь: «Это не тот билет. Где другой билет?» («Это не та тетрадь. Достаньте ту тетрадь»).

Прибыв в Арзамас, мы посмотрели наличие обратных билетов, их оказалось более чем достаточно. Потом двинулись по путям в сторону от города с намерением встать на первом же мало-мальски подходящем месте, так как уже начинало темнеть. Наконец, мы пересекли все пути, которых оказалось немало и вышли на протоптанную тропинку, которая привела нас к шоссейной дороге. На другой стороне находилась группа деревянных строений, за которыми виднелось небольшое озеро. Мы перешли через дорогу, подошли к строениям… М-да… на одном из домов красовалась табличка «Лесничество». Этого нам только не хватало. В следующий момент из-за поворота показался «уазик» и направился в нашу сторону. Дядька за рулем так подозрительно на нас косился, что не оставалось никаких сомнений – это и есть лесник. Он заглушил двигатель, вышел из машины и спросил нас:

Лесник, видимо, понял, что большего он от нас не добьется, и сказал, что есть неплохое место по ту сторону шоссе около пруда. Мы его поблагодарили и отправились на поиски этого пруда. А Вовчика начали одолевать сомнения. Нетрудно было понять, что стоянка около пруда находится между шоссе и железной дорогой, а значит, уснуть там будет очень непросто. Потом он и вовсе начал нести какую-то околесину: зачем он спросил, из какой мы школы, может, он педофил, да и вообще, может он и не лесничий вовсе, а маньяк местный, и под покровом ночи заглянет к нам на стоянку с топором. Костик завел речь о том, что пятерым крепким ребятам пожилой педофил, пусть даже и с топором, не помеха. Но все уже постепенно начинают поглядывать налево, в другую сторону, в поисках более или менее подходящего места. В этот момент я замечаю справа, метрах в двадцати от дороги… ну, назовем это большой лужей. М-да, у нее была склонность к завышению.

После этого Вадик сказал: «Все, сворачиваем в лес, а то до поздней ночи так идти будем». Мы свернули в лес, и тут оказалось, что он весь болотистый. Трясины, конечно, нет, но весь лес представлял собой полноценное весеннее болото. В общем-то, ничего особенного, но мокро! Так мы поблуждали еще минут двадцать, пока Вадик, решительно бросив рюкзак на вроде бы свободной от луж небольшой поляне, не сказал: «Встаем здесь, лучше все равно ничего не найдем». И вовремя. Как только поставили палатки, начал идти дождь, быстро набирающий силу. Быстро приготовили еду, забрались все вместе в одну палатку и устроили там фуршет. Подебоширив около полутора часов, разошлись по своим палаткам и мгновенно уснули под шум дождя.

Утро было хмурым: все небо затянуло тучами, моросил мелкий дождь. Выйдя из палатки, я окинул взглядом нашу стоянку и с трудом подавил вздох – в светлое время суток, в здравом уме и трезвой памяти, мы бы здесь ни за что не встали. Вадик тем временем принялся разжигать костер своими бесконечными плексигласовыми пластинками. Плексиглас горел замечательно, а вот сырые дрова – не очень. Наконец, костер начал гореть более или менее устойчиво. Постепенно все вылезли из палаток, а на небе появились просветы, через которые иногда проглядывало солнце. Вовчик, привыкший за неделю к разносолам в фабрике-кухне заявил, что завтрак только из каши – это move tone, и отправился в город за продуктами. Скоро вернулся с йогуртами, булочками и шоколадкой. Завершив трапезу, мы стали потихоньку собираться. К этому времени уже совсем распогодилось, и почти все небо было чистым. Дойдя до вокзальной площади, мы посадили Вовчика на маршрутку до Нижнего, он очень хотел купить себе новую симку вместо той, которую я ему заблокировал.

На самом деле, Вовке просто не понравилось наше путешествие и особенно эта ночёвка посреди мокрого леса. Вот он и решил нас покинуть. Тем более, что смотреть Нижний Новгород с нами тоже не ездил. А сегодня у него появилась такая возможность.

Потом попытались сдать рюкзаки в камеру хранения, но в стандартные ячейки они не влезали, а за хранение в какой-то комнате с нас потребовали запредельную сумму. Этих любителей легкой наживы мы послали, и, руководствуясь принципом «своя ноша не тянет», отправились на автобусную остановку. Нашей целью было добраться до Соборной площади, где находится Воскресенский собор.

Автобуса долго ждать не пришлось. С нами рядом ехал мужик в военной форме, удивлялся нашим рюкзакам, спросил, откуда мы, и чего мы рюкзаки в камере хранения не оставили? Когда мы ему рассказали нашу трогательную историю, он удивился еще больше и сказал, что крупногабаритные места в комнате сдаются по той же расценке, и что он к ним на вокзал обязательно зайдет и во всем разберется. Это заявление нас взбодрило, заставив поверить, что справедливость, хоть маленькая, все же существует.

Первым, что мы увидели на Соборной площади, был небольшой скверик с «лысым камнем» посередине. А за густой зеленью деревьев виднелись контуры колоссального сооружения. Но когда мы попали внутрь, нам оставалось только задирать головы и не верить своим глазам. Собор расписан фресками весь, то есть, нет ни малейшего клочка штукатурки, снизу и до купола, не украшенного изображениями. Как вся эта красота сохранилась до нашего времени, непонятно: видно, что это не реставрация, да и не успели бы воссоздать столь большие поверхности за столь малый срок. Убранство было тоже очень богатым и необычным. Некоторые элементы, например скульптуры, имели явно католическое происхождение. Может быть, сюда свозили утварь из разных храмов, которую удалось спасти от разорения в светлые годы построения новой религии?..

Все еще находясь под впечатлением увиденного, мы вернулись в парк, расстелили на траве пенки и в течение получаса валялись на солнце, размышляя о высоком.

Потом все-таки спустились с небес на землю, потому что надо было позаботиться о хлебе насущном. Хлебом дело, естественно, не ограничилось. Помимо дежурных булочек с йогуртом, съеденных тут же, были куплены: тушенка, колбаса, сыр, банка фасоли, яйца, еще кое-что, ну и, конечно, пара бутылок местного вина. В общем, нас ожидал ужин шестой категории сложности, не меньше. Упаковав еду, мы двинулись за городскую черту. На мосту не могли не остановиться, уж очень красивый вид открывался на собор. Вадик с Кирычем, достав фотоаппараты, стали дожидаться какого-то определенного соотношения света и тени, потом сходили на разведку, но ничего толком не выяснили. Было принято решение дойти хотя бы до железной дороги. Она оказалась однопутной и, если верить карте, соединяла Арзамас с Саранском. Мы пересекли дорогу и оказались в каком-то поселке.

Церковь в Выездном

(Село называется Выездное. Церковь, стоящая у дороги при советской власти была единственной действующей – прим. Вадима). Штурман сверился с картой, сказал, что поселок большой, идти до его конца долго, да и неизвестно, что потом будет. Посовещавшись, решили вернуться к железке и идти вдоль нее, благо времени еще было около пяти. Я, как обычно, выполняя почетную обязанность перестраховщика, всех честно предупреждал, что, чем дальше мы сейчас уйдем, тем раньше завтра надо будет встать, потому что поезд на Нижний уходит в 12.40, билеты на него, наверняка, будут раскупать, а обратного пути до вокзала никто не отменял.

Скоро начались пораженческие разговоры о том, что «вон там вроде рощица какая-то», которая оказалась даже не кустами, а кустом. А общий пейзаж примерно такой: справа от дороги – разбросанные в хаотичной закономерности дачи, слева – чистое поле, через пару километров переходящее в холм, на котором тоже стояли какие-то дома. (На самом деле это не поле, а заливные луга в пойме реки Тёша, холм – противоположный её берег). По направлению дороги виднелись деревья, отдаленно напоминающие лес, но до них было очень далеко. Потом кому-то в голову пришла свежая мысль – если уж нам не судьба до дров дойти, надо хотя бы поближе к воде встать. По полю извивался ручеек, который существует, видимо, только весной; в пользу этого говорило огромное количество кочек в нем. Кирыч, большой любитель пересекать различные водные пространства в кроссовках, решил, что нам надо обязательно перейти на другую сторону ручья. И легко поскакал по кочкам, слегка промочив ноги у самого берега. Я, не подумав, сунулся, было за ним, поставил ногу на кочку, сделал второй шаг и едва не рухнул в воду. Судорожно махая руками, я попытался выбраться на твердый берег, но все силы уходили на поддержание равновесия. Я все-таки рискнул, перенес тяжесть на одну ногу и с диким воплем выскочил на берег. В том, чтобы промокнуть, конечно, нет ничего страшного, но все-таки, приятнее быть сухим.

Идем, идем, местность не меняется, вокруг поле. Вадик как-то неуверенно произносит:

Вадик с Кирычем пошли за дровами, а мы с Костиком быстро поставили палатки и стали гонять мяч. А место вроде действительно ничего, железную дорогу и поезда вроде видно, но до них около километра и звук очень тихий. Ребят нет уже около получаса, иногда вдалеке в кустах мелькает то красная футболка Кирыча, то Вадикова синяя куртка, потом оба исчезли. Потом снова показалось что-то красное и долго оставалось на месте. Я Косте говорю:

Постепенно красная и синяя точки стали приобретать знакомые очертания. Очертания нагрузились дровами по максимуму, как французы в 1812 году трофейным барахлом.

Добывание дров оказалось занятием весьма весёлым. Стоит добавить, что трава на лугу, где мы встали, во многих местах горела, застилая дымом обширные пространства. А Кирилл пошёл за дровами босяком. Нетрудно себе представить, как мы с ним прыгали, пока добрались, наконец, до небольшого озерка, из которого и вытекал тот ручеёк, не позволивший нам подойти к реке. Из воды торчали несколько кустов ивняка, очень трудно ломающегося. А мы не взяли с собой ни топора, ни пилы… И всё-таки, мы смогли обломать почти все сухие ветки с этих кустов, вися на них и каждый раз рискуя свалиться в воду и открыть купальный сезон.

Невдалеке нашлось еще несколько больших деревяшек и ржавый железный лист, из которого Кирыч соорудил некоторое подобие камина, чтобы костер не задувало (и не было видно из деревни – прим. Вадима).

А потом… Потом началось воплощение в жизнь высказанного однажды Кирычем тезиса: «Тот, кто ходит с нами в походы, рискует умереть от обжорства». Короче, когда дело дошло до глинтвейна, я уже подумывал о том, какова будет кара за грех чревоугодия. Глинтвейн, кстати, получился ниже среднего. Наверное, потому, что корицы в нем был явный избыток, возможно, даже, многократный, да и вино из арзамасского магазина вряд ли можно было найти в престижных винных картах.

В полночь послушали колокольный звон (на горизонте мы насчитали 12 церквей), прибрались и отправились спать.

И это на Пасху! Очень символично! Правда, колокольный звон доносился только из одной церкви (не со стороны Воскресенского собора, который в ночное время очень красиво подсвечен).

Слава тебе, мой теплый спальник! Когда я проснулся, Костик уже не спал. Говорит, что долго не мог заснуть и очень замерз. Я высунул голову из палатки и увидел, что все поле покрыто инеем, на палатке тоже был иней, на речке виднелась корка льда. Я юркнул обратно в палатку, и мы с Костиком стали гадать, чем закончится для нас этот экстремальный поход: простудой, воспалением легких или, не дай Бог, менингитом, от которого, как известно, либо умирают, либо на всю жизнь остаются дураками. Времени было около шести. Я крикнул Вадику с Кирычем, чтобы узнать их мнение в сложившейся ситуации. Вадик, отличающийся повышенной холодостойкостью, ответил, что ему тепло, а главное – сухо.

Больше, чем через час, когда иней почти растаял, Вадик соизволил появиться на публике со словами: «Ну и где ваш иней?» Потом увидел еще не растаявшую ледяную корку на воде, пожал плечами и сказал: «Нет, ну тепло же».

Во время сборов самые замёрзшие играли в мяч, дабы согреться. Кстати, с самого вчерашнего вечера небо было чистейшим – ни одно облако не закрывало его лазурный купол!

Солнце поднималось все выше, иней растаял совсем, в тело вливалось весеннее тепло, только пока оно вливалось, время шло, поэтому от завтрака пришлось отказаться. Выручили вечные булочки и йогурт в городе. Костику хреново: невыспавшийся, да еще все признаки простуды налицо. Возвращение в Нижний прошло без приключений.

В Нижнем встал вопрос об обеде, потому что здесь мы собирались тусить до вечера. Во-первых, в Дзержинске все равно делать нечего, во-вторых, поезд на Москву отходит ночью и Кирычу без нас совсем скучно будет. Ответ на поставленный вопрос напрашивался сам собой: Макдональдс бросается в глаза первым, когда выходишь из здания вокзала. Вадик пытался протестовать («Макдональдс найн, даст ист швайн закусоннэ»), но Костик сказал, что без биг-тейсти и кока-колы им возможно овладеет страсть к разрушению. С этим лучше было не шутить, поэтому вся наша компания двинулась туда. А выглядели мы следующим образом: бородатый Кирыч с гитарой на плече и в грязных кедах, Костик в камуфляжных штанах и косухе, небритый и невыспавшийся, я, тоже в камуфляже и тоже небритый, ну и Вадик, как-то недобро выделяющийся на нашем фоне своей неприметностью. Что человек должен сделать перед едой? Правильно, помыть руки! А где? В туалете. Именно туда мы все вместе и отправляемся. Через несколько секунд в туалет заходит девушка из обслуживающего персонала и, боязливо посматривая в нашу сторону, начинает протирать и без того кристально чистое зеркало. Видимо, здесь живы воспоминания о взорванном в Питере ресторане и о регулярных визитах разных хулиганов во многих городах.

Насытив желудки, мы еще немного побродили по городу, а затем отправились в Дзержинск. Приехали мы около девяти, и первое, что мы увидели, были следы пены для бритья, распределенные по всему коридору: на полу, на стенах, по-моему, даже на потолке. Видимо, и здесь нашу группу запомнят надолго. Конечно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, но мы не пожалели, что не лицезрели всех творящихся на выходных безобразий. Самым отвязной шуткой было снятие дверей с петель, оказалось, что они очень легко снимаются. Ситуация была буквально такая: Середин пошел в туалет, возвращается, а двери нет! Он отправляется на поиски, которые приводят его в комнату к Дорофееву.

Дверь, между тем, находилась за гольневской кроватью.

Происхождение пены для бритья в коридоре, как оказалось, имело следующую природу. Трактор, эта тупая скотина, доставшая уже всех, начал дергать Куштаева, который на этот раз избрал орудием возмездия именно пену и гонялся с ней за Трактором по коридору не жалея патронов.

Когда мы пришли в гостиницу, Левшенков сказал, что завтра мы уже уезжаем, и попросил Вадика съездить за билетами на станцию. Вадик облегченно вздохнул, потому что благодаря хроническому раздолбайству Левшенкова мы могли бы застрять здесь еще не на одну неделю.

Вечер этого дня мы посвятили осмотру Дзержинска. Сразу видно, что это город химиков. Стадион «Химик», дворец культуры Химиков (ДКХ), многие улицы названы в честь великих творцов науки. Что касается ухоженности, то на центральных улицах и площадях она кое-как присутствует. На остальных же царит атмосфера постсоветского запустения. Здания обшарпаны, таблички на них ржавые. Правда есть недавно построенная площадь Героев со стелой и памятником БМП. Больше всего из этого запустения выделяется новая церковь Святого Тихона, расположенная на проспекте Цолковского.

В общаге мы были встречены необычной тишиной, только Трактор изредка проходил туда-сюда по коридору. Впрочем, это могло быть вызвано усталостью после бурно проведенных выходных. Мы начали потихоньку собирать шмотки. Потом к нам зашел Ефремов, мы потрещали о том о сем, а затем он вдруг неожиданно изрек: «Ребята, а вы знаете, что Трактор уже семь раз в туалет ходил?! Они с Дорофеевым вчера водку какую-то левую пили, мне тоже предлагали, но я, слава Богу, отказался. Дорофеев-то большой, он пару раз сходил и все, а Трактор уже семь раз ходил!» Будем надеяться, что эта поучительная история послужит им уроком, и они больше не будут, как малые дети, совать в рот, что попало. А скоро на вокзал уезжать, и Трактор восьмой раз пошел! Ну, хоть какое-то разнообразие.